В центр исторических исследований поступила очередная новость. В кабинете сидели трое: Пётр Янкин, Дмитрий Переславский и Элладий Викторович Канонюк – доктор исторических наук, главный научный сотрудник центра.
– В Фанагории археологами найден фрагмент стелы с надписью царя Дария Первого из династии Ахеменидов, датированной первой половиной V века до н.э. – зачитывал, поступившую на электронную почту новость, Пётр Янкин.
– В тексте упомянут город Милет, стоявший во главе Ионийского восстания, в котором греки потерпели поражение от персов. Из всех областей и городов независимость сохранили лишь Афины и Спарта. Однако это восстание послужило толчком к освобождению греческих городов из-под власти Ахеменидской державы. После неудачного восстания, 12 сентября 490 г. до н. э., произошла битва близ города Марафон, в котором объединённые силы греков, ядро которых составляли афиняне и платейцы, нанесли небывалое поражение персам. Греческим войском руководил афинянин Мильтиад. После этой неудачи Дарий стал собирать войско, чтобы покорить всю Грецию, однако восстание в Египте помешало этим планам. Вскоре Дарий умер; его место занял его сын Ксеркс. Близилась эпоха полного освобождения Греции от иноземного владычества.
В хрониках Ионийского восстания упоминается, что греки в борьбе с персами объединялись со скифами, что являло собой союзническую солидарность двух народов, чьи интересы сошлись в процессе их совместного противостояния общему противнику.
Найденная стела с надписью легендарного царя может пролить свет на неизвестные страницы истории и стать научной сенсацией.
– Элладий Викторович, как вам новость?
– Ну, во-первых, никакой сенсации тут нет. Во-вторых, скифы не имеют отношения к этой находке и вообще к Ионийскому восстанию.
– Понятно, – разочарованно глядя на коллегу, произнёс Пётр. Он возглавлял информационный отдел и потому был заинтересован в появлении любой исторической сенсации. Но и тут его надеждам не суждено было сбыться.
– Я не согласен, – вдруг возразил, сидевший за соседним столом главный специалист агентства, кандидат исторических наук Дмитрий Переславский. – Как это не сенсация?! Находке несколько тысяч лет, на ней надпись самого Дария! Вы о чём, коллеги?
– А я, вообще, пока не увижу, не поверю! – заявил, появившийся в дверях Сергей Сергеевич Никитюк – директор агентства.
– Ну, так, поедемте и увидим всё своими глазами! Фанагория то ведь она не на другом конце вселенной находится, – неожиданно предложил Пётр.
– Нет, я никуда не поеду, – возразил Элладий Викторович, – у меня ещё Софокл необработанный лежит, – он указал на папки, разбросанные по столу, на котором стоял компьютер и здоровенный монитор.
– Так что там о скифах? – уже сидя в машине, спросил Элладий Викторович.
– Мы обсуждали с Дмитрием Васильевичем греко-скифские союзнические отношения, – тут же отреагировал Пётр.
– Так не было никакого союза между греками и скифами. Они порознь боролись с одним врагом.
– Скорее то были зачатки союза, – после некоторых раздумий, всё-таки ответил Дмитрий. – Во время Ионийского восстания существовала опасность соединения скифов с восставшими ионийцами, поэтому Дарий отправил войска в район Пропонтиды, дабы воспрепятствовать этому.
– Ну да, была такая попытка, но и она захлебнулась…
– Во время похода Дария против скифов у ионян была реальная возможность объединить усилия против персов и уничтожить их войско. Мильтиад, тиран Херсонеса Фракийского был за то, чтобы пойти на договор со скифами. Но в итоге греки пошли на попятную и обманули скифов, за что заслужили их презрение. Против как раз выступил Гистией – тиран Милета.
– Что не случилось, то не случилось, – качая головой, скептическим тоном произнёс Элладий Викторович.
– Но вы рассказывайте, – обращаясь к Переславскому, снисходительным тоном сказал Элладий Викторович, – мы послушаем, раз такое дело. Всё равно Софоклу сегодня не пить вина…
Он задумчиво глянул в окно и снова перевёл взгляд на собеседника.
– Скифы понимали, что в одиночку они не смогут противостоять ахеменидской империи и решили искать союза у греков, – продолжал экскурс в историю Переславский. – В хронике упоминается, что в 512 и 494 гг. до н. э. скифское посольство прибыло в Спарту во времена правления Клеомена Первого. Скифы предложили атаковать персов с двух сторон: с Кавказа и с Эфеса, но спартанцы отказались от союза по причине нежелания воевать далеко за пределами родины. В конце концов скифы атаковали персов в одиночку и уничтожили их восьмидесятитысячную группировку, базировавшуюся во Фракию, обернув в бегство того самого тирана Херсонеса Мильтиада. В дальнейшем также были попытки скифов и греков объединить усилия в борьбе с персами, о чём упоминалось выше.
– Я и говорю: порознь.
– По большому счёту выходит, что порознь… хотя и делали одно дело: подтачивали основы империи.
– Эх, хорошие были времена, – протянул Элладий Викторович, – вино пили неразбавленным.
– Это кто пил вино неразбавленным, греки что ли? – спохватился Никитюк, ехавший на переднем сидении микроавтобуса рядом с водителем.
– И греки тоже, – невозмутимо отвечал главный научный сотрудник центра.
– Что-то я не слышал такого. Скифы, да, пожалуйста, но греки всегда разбавляли вино, а тех, кто не разбавлял, считали свиньями.
– Значит, белые пятна истории ещё существуют, Сергей Сергеич, раз вы того не знаете!
– А ну-ка, здесь поподробней.
– Неа, сначала налей по-скифски!
– Ах, ты ж бес! – отмахнулся Никитюк. – Отсмотрим стелу, потом нальём.
– Тогда не расскажу.
– Так, я уже понял, о чём речь, – рассмеялся Никитюк.
– И о чём же?
– О беспримерной страсти Клеомена пить неразбавленное вино.
– Неужели?
– Вы сами проговорились.
– Эх, вас не проведёшь.
– А вы говорите, налей по-скифски.
– Говорю! И что?
– Ну а то, что самого спартанского царя это довело до безумия и гибели.
– Что это?
– Что, что, – вино, пьянство. Как говорил Анахарсис: виноградная лоза приносит три грозди: гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь омерзения.
– Вы верите той версии, что Клеомен умер от безумия, до которого его довело пьянство?
– А разве иначе? По Геродоту именно так.
– Геродот просто завидовал отменному здоровью спартанца и его подвигам, вот и придумал эту версию. Шучу. Но Геродоту могли подсунуть эту версию, ведь часть правды порой хуже самой лжи, а то, что противники Клеомена пытались внушить обществу своё мнение, у меня нет сомнений.
– То есть, по-вашему, Клеомен был трезвенником и со скифами дружбы не водил?
– Не без этого, конечно, но умер он не своей смертью.
– Кто же его убил?
– Его довели до самоубийства. Это самый изощрённый метод убийства, когда человека медленно подводят к мысли о необходимости самоубийства. У греков этот метод существовал давно. Спартанские власти умело применили его, тем самым отомстив Клеомену за низвержение Демарта.
– Ясно, теперь ясно. И всё же мы ждём от вас рассказа о том, как спартанский царь со скифами на бруденшафт пил, – усмехнувшись, сказал Никитюк.
– Скифы не пили на бруденшафт, у них был другой способ проверить дружбу на крепость.
– Какой же?
– Они, прежде чем выпить, стукались кружками так, что вино из одной чары переливалось в другую.
– Ну, это они делали в целях предотвращения отравления, это у них не являлось показателем дружбы, – заметил Дмитрий.
– Как это не являлось?! От них, кстати, эта традиция перешла к нам, и символизирует она как раз доверительность в отношениях. То есть, чокаясь, мы доверяем друг другу.
– Здесь с Элладием Викторовичем спорить бесполезно, – подметил Никитюк, хитро прищурив один глаз.
– Согласен, – произнёс Пётр и тут же осёкся, заметив на себе недобрый взгляд старшего товарища.
– Лучше иметь одного друга многоценного, чем многих малоценных, – пробурчал себе под нос Канонюк и снова уставился в окно. Историка с утра мучило похмелье. Цитируя Анахарсиса, известного своим стойким чувством меры, он неожиданно для самого себя почувствовал тягу к умеренности во всём без исключения. Исходя из этого полезного в немалой степени чувства, он уже определил в своём уме необходимую меру на сегодня, но непредвиденные обстоятельства, связанные с находкой древней стелы, мешали осуществлению его планов.
– Мне интересно, – оторвавшись от окна, произнёс Канонюк, – что вы думаете прочесть на этом куске камня?
– Как что? – откликнулся Никитюк. – Надпись царя Дария Первого сына Гистаспа.
– Так никто из вас же не знает древнеиранский язык, на котором была сделана надпись, – не без злорадства в голосе произнёс, измученный жаждой, историк.
– Так вы на что?! – парировал Никитюк. – В крайнем случае, эксперты всегда найдутся, особенно, если им предложить налить по-скифски.
Канонюка аж повело от этих слов начальника, но он перетерпел невыносимую психологическую боль и выдавил из себя:
– Поглядим, что там за надпись. Уж, наверняка, не чета Бехистунской, так жалкая отписка Дария, кость, брошенная им современным историкам и людям мнящим себя таковыми.
***
Ахеменид Дараявуш восседал на троне посреди огромной залы царского дворца. По правую и по левую руку от него, выстроившись в ровные ряды, стояли вельможи и военачальники. Рядом с троном, почтенно склонив голову перед владыкой, стоял в ожидании приказа царский писарь.
– Приказываю, – обращаясь ко всем, произнёс царь, – навеки вечные утвердить в послании победу мою над восставшими колониями! Увековечить победу армии Ахеменидской державы в слове, обращённом всем народам земли, дабы в веках прославлялось её могущество и не знало заката!
Писарь ещё ниже склонил голову и принялся вычерчивать на пергаменте отдельные слова.
– Багабухш, – обратился он к своему главному военачальнику, – готовьте армию в новый поход! На Востоке ждут своего часа скифы. На западе фракийцы. Мы должны положить конец их присутствию у наших границ!
– Когда выступать, повелитель?
– В ночь…
Царь вздохнул и взглянул вдаль, туда, где сквозь арку дворцовых врат спускалось вечернее солнце, заливая багровыми лучами стены крепостных башен.
***
– Тут без пол литра не разберёшься, – сказал Конанюк, рассматривая распечатку текстов, снятых с копий фанагорийской стелы. – Да и, вообще, вряд ли разберёшься, буквы сильно повреждены. Нужна экспертиза.
Никитюк махнул рукой.
– Не знаю, что ответить. А вы, что скажете, Дмитрий, – обратился он к Переславскому.
– Сейчас меня больше интересует вопрос, почему всё же спартанцы отказались выступить единым фронтом против персов? И кто именно из скифов вёл переговоры с Клеоменом?
– А почему вас, собственно, это больше всего интересует? – отреагировал Канонюк. – К найденной стеле это не имеет практического отношения.
– У меня свой интерес Элладий Викторович.
– Кто бы ни вёл переговоры с ним, а выпить им пришлось немало. Уверяю вас.
– Почему?
– Но вы сами все говорите, что Клиомен пил за троих, а тут к нему сам Скил в гости пожаловал. Он-то точно не знал меры.
– Мы говорим?
– Ну я, во всяком случае, отстаиваю ту точку зрения, которая не рассматривает проблему Клеомена сквозь призму его пьянства.
– А с чего вы решили, что они встречались со Скилом? Разве они были современниками?
– Какая разница, были они современниками в буквальном смысле или не были; пятьдесят, сто лет между ними небольшой срок, но важно то, что и тот и другой любили выпить.
– Вы забыли добавить: доходя до безумия в своих поступках.
– Немудрено, ведь оба могли быть последователями культа Диониса. Скил, так он точно был заодно с дионисийцами, за что, в общем-то, и поплатился.
–А Клиомен за что поплатился? – вмешался Пётр.
– Опять вы с тем же самым. Говорил же я уже: сначала он интригами низложил своего конкурента, затем, когда сторонники Демарта решили призвать его к ответу, бежал в Аркадию, поднимая там народ против Спарты. Этого ему и не простили, и лишь царское происхождение Клеомена уберегло его от публичной казни.
– Это всё хорошо. Но так пили Клиомен и Скил за одним столом или нет? – улыбаясь, спросил Никитюк.
– Нальёте, потом скажу, – грубоватым тоном ответил Канонюк.
– По-скифски? – сквозь смех, спросил Никитюк.
– Да хоть по-гречески, мне всё равно!
…
– Нет, я не отрицаю, что гипотетически Клеомен и Скил могли сидеть за одним столом и пить вино, но документальных свидетельств таких я вам привести не могу. Как, впрочем, не могу подтвердить точности содержания речи Дария, о которой я вам тут недавно поведал, – говорил Элладий Викторович, держа в руках стакан, наполненный на четверть коньяком.
– Отхлебнув коньяк и закусив кусочком лимона, он добавил:
– Извините.
– Да мы-то вас простим, а вот история никак, – продолжал подначивать Никитюк.
– История меня уже наказала тем, что я вынужден пить коньяк с вами, а не вино с ними, – невозмутимо парировал Канонюк.
– Бедный Клеомен, знал бы он, чем всё это обернётся для него, не связался бы ни в жизнь со скифами.
– О, я не могу! И вы о том же! А вы знаете, что он, скованный по ногам, лёжа на походной кушетке, изрезал себя ножом? Да, это был его собственный выбор, но его довели до этого спартанские власти. Он не смог вынести своей участи.
– Знаем, знаем, но такова его судьба.
Никитюк разлил, оставшийся в бутылке коньяк по стаканам, и воскликнул:
– Так выпьем за то, чтобы наша судьба была милосердна к нам, а наша участь была прямым отражением нашей судьбы!
– Здорово! – воскликнул Пётр, залпом опустошая свои полстакана.
– За это… – еле слышно промолвил Канонюк и выпил вслед за всеми.
– Что это у вас? – спросил он у Переславского, державшего в руках какой-то свёрточек.
– Это песок из земли, где была найдена стела, – разворачивая бумажный платок, ответил молодой историк.
– Похож на каменную крошку, – рассматривая вещь, сказал Канонюк. – Зачем это вам?
– Ну как же, это же реликвия, – вставил Пётр, пытаясь отщепить щепотку истории от общей горсти.
– У греков таких реликвий вагон и маленькая тележка, – не глядя на него, холодно произнёс Канонюк.
– Ну, то греки, – промычал Пётр. Видно он был недоволен ответами маститого коллеги, но старался не вступать с ним в открытый бой.
– Наверняка, эту плиту снесли во время освобождения какого-то населённого пункта от персов, где она была установлена по приказу одного из военачальников Дария.
– А как она попала сюда? – удивлённо глядя на Канонюка, спросил Дмитрий.
– Возможно, её привезли в эти места в качестве расходного материала; или для строительства чего-либо, или просто забросили на корабль в качестве балласта.
– Интересная версия, – рассмеялся Никитюк.
– А вы думали, её привезли сюда в дар местным жителям?! Это то же самое, что в наши времена предложить Польше установить стелу в честь освобождения её Красной Армией от немецко-фашистских войск. Дария в этих краях, мягко говоря, недолюбливали.
– Забавно получается, увековеченные в камне победы утверждали могущество империй на завоёванных ими территориях, а после, вырванные из земли, служили в качестве балласта для большей остойчивости кораблей…..
Никитюк поднял стакан с остатками коньяка и добавил:
– Так выпьем за то, чтобы памятники наших врагов в завтрашнем дне служили в качестве балласта нашим судам, бороздящим их моря!
– Хорошо сказано! – воскликнул Канонюк и махнул оставшегося коньяка.
– Браво, начальник! – поддержал коллегу Дмитрий. – За это надо выпить ещё!
Пётр полез в сумку за второй бутылкой, но Канонюк жестом остановил его.
– Вспомним слова Анахарсиса…
– Долой Анахарсиса! – вдруг закричал Переславский и высыпал содержимое платка на землю. – Долой реликвии!
– Нет, вспомним. Сначала я расскажу вам одну историю, о которой уже упоминалось сегодня, правда, вскользь, а потом решите, пить или не пить ещё.
– Хорошо, рассказывайте, – закивал головой Переславский. Его поддержали Никитюк и Пётр.
***
Город Гелон был заложен греческими колонистами. В нём проживали будины, уже не скифы и ещё не греки, но тоже участвовали в скифских компаниях против персов. Гелонцы – жители города, почитали культ Диониса, предаваясь вакхическим буйствам, называвшимися у них таинствами и длившимися в течении трёх дней. В эти священные для греков дни к ним тайно присоединялся молодой скифский царь Скил – сын Ариапифа и эллинки. Вместе с поклонниками Диониса он денно и нощно предавался обрядам и игрищам, какие были в ходу у дионисийцев. Вокруг него кружили вакханки, ряженые сатиры наливали ему в чаши вино, певцы распевали свои хвалебные гимны. Скифы отвергали чуждые им культы и не понимали, какому богу угодно видеть исступлённое человеческое существо, потерявшее разум и людской облик. И вот однажды один из борисфентов в ответ на укоры скифов касаемо их почитания Вакха, сказал: «вы надсмехаетесь над нами за наше поклонение Дионису, но вы не понимаете, что это подлинное вдохновение, экстаз, которого достигают только избранные! Вот и ваш царь Скил теперь с нами! Он опьянён Дионисом, безумство его схоже с безумством самых первых вакхантов Эллады! Не верите? Ступайте за мной, я покажу вам это действо, может быть, и вы тогда присоединитесь к нам!»
Отведя их крепостной стене, борисфенит указал им путь на башню, откуда открывался вид на рощу, где проходили вакхические празднования. Увидев своего царя в буйном исступлении, скифы вознегодовали и пообещали наказать Скила. Вернувшись в войско, они рассказали остальным об увиденном всем остальным, в том числе своим жрецам. На совете было принято решение низвергнуть Скила с престола, и возвести на его место Октамасада. Скифы попытались схватить Скила, но того предупредили о готовящемся на него нападении и ему удалось во время бежать во Фракию. Новый предводитель скифов двинулся в погоню за Скилом, но на Истре ему перекрыли путь фракийцы. Дело шло к битве, но в последний момент фракийский царь Ситалк предложил обменять своего родственника, находившегося под защитой у скифов на Скила. Октамасад согласился и пошёл на обмен. Когда Скил был передан скифам, царь под влиянием своего окружения приказал отрубить ему голову.
Так за нарушение традиций винопития был казнён один из лучших представителей царской династии скифов, – подвёл итог доктор исторических наук.
– Да уж… – послышались вздохи. – Варварская эпоха…
Закончив свой рассказ, Элладий Викторович потянулся за уже откупоренной бутылкой трёхзвёздочного.
– Ну что, кому наливать? – спросил он, окидывая непринуждённым взглядом коллег.
– Нет, спасибо, – не сразу ответил Дмитрий Переславский.
– Мне тоже не надо, – мгновенно отреагировал Янкин.
– Да и я что-то расхотел, – присоединился ко всем Никитюк, – пойду лучше чайку попрошу у археологов.
– А я вот выпью, всё равно с Софоклом уже не пить, – он махнул рукой и налив себе полстакана, разом опрокинул его.
– За скифских богов пью, не за греческих! Традиций не нарушаем!
2016
Марат Шахманов