Ромео и Джульетта
«Juliette» Thomas F. Dicksee

Здравствуй, Джульетта!

Прошло много лет с тех пор… И, хотя ты для меня всегда останешься молодой, сейчас пишу я своё письмо тебе – зрелой, умудрённой опытом странствий, но сохранившей в своём сердце вечную юность. Казалось бы, в нашем возрасте уже не пишут романтических писем, и да, моё письмо это не послание шестнадцатилетнего юноши, однако, как поэт – я буду воспевать тебя всегда.
Джульетта – ты символ любви, которой не суждено было растянуться во времени земной жизни, любви, которая являет себя в вечности, как непреходящая сущность этого мира. Сколько миллионов молодых людей любили свою Джульетту, чувствам которых не суждено было воплотиться в реальности совместной семейной жизни?! И не обязательно смерть стала причиной их невоплощённой любви. Нет, порой обыкновенные линии судьбы так и не смогли соединиться на своём пути с линиями судеб своих избранниц. Мало ли причин на это?! Ты лучше знаешь, Джульетта.

Почему-то у меня нет сомнений, что там, где ты сейчас есть, ты покровительствуешь таким парам, непознавшим всю полноту любовных отношений в земной жизни и помогаешь им вновь обрести себя и свою любовь. И там в этом мире нет места вековой вражде Монтекки и Капулетти, нет ничего, что помешало бы им любить друг друга вечно.
Ровно десять лет назад на пути в Валенсию я совершенно случайно оказался в Вероне. На вокзале я ждал поезд, надеясь в глубине души, что он не придёт, и я останусь в твоём городе ещё на какое-то время… Но поезд пришёл. Может быть, его послал герцог, может быть, хранители судьбы забыли перевести стрелки, но он пришёл. Я уехал, уехал навсегда. И только потом я понял, чей образ привиделся мне на вокзале. Это была ты. Вдоль серого перрона ты шла, сияя в белом платье. Сквозь тебя просвечивали фигуры людей, стоявших на перроне в ожидании поезда. Сзади тебя шли Лоренцо и он. Только теперь я понял, что вы возвращались из Собора, где Лоренцо, наконец, повенчал вас. Вы пришли на вокзал, чтобы проводить святого отца в Рим, куда он собирался, чтобы сообщить Ангелу всех влюблённых о вашем венчании.
Благодарю судьбу за то, что она привела меня в Верону, иначе я бы никогда воочию не прикоснулся к твоей тайне, которую ты пожелала раскрыть одинокому страннику. И я никогда не смог бы передать её людям, о чём ты, кажется, просила меня…
Я счастлив за тебя и твою любовь. А как счастлив он, поведавший миру о вашей печальной земной любви! Его просветлевший лик обрадовал небеса, откуда он взирает на вас, как на своих любимых детей. Я даже думаю, что это он приложил руку к вашей встрече и попросил Лоренцо обвенчать вас.
А что Монтекки и Капулетти и подобные им? Они навсегда останутся собой и будут делить на земле своё превосходство, пока человеческая любовь приносится в жертву богатству и почестям этого мира.
Прощай, Джульетта! Я, как и многие другие, любил тебя, и пусть, в тот момент твоё имя звучало по-другому, но это была ты – моя недосягаемая идеальная любовь… Недосягаемая на земле…

 

Marat Shahman

 

XX минут наедине с Шекспиром

(монопьеса)

wil_Image1

 

 

 

 

Открывается занавес. На сцене стопками лежат книги прямо на полу. Рядом сбоку стол, на столе свитки, кувшин с водой, стакан, небольшая деревянная коробка, стул, урна.

 

Пролог

Голос за сценой:

 

Шиповник – через тернии к звёздам…

Где не цвести садовым розам,

Цветок валькирии живёт.

Где яд – лекарство, страсть — прозренье,

Здесь на границе измерений

Он гимны Логосу поёт…

 

С ним трубадур Зарю встречает

И словом тайным исцеляет

Немое сердце от тоски.

Он посылает знак Любимой

И произносит Её имя,

Плетя из роз его венки…

 

Действие

 

На экране тень всадника над цепью высоких гор.

Голос вдалеке:

Спасибо, мой крылатый конь! Я ненадолго в этих краях. Но тут время течёт иначе. Возможно, придётся подождать, а может, всё пройдёт быстро, и ты не заметишь моего отсутствия. В любом случае, не покидай меня надолго, а то вдруг я не выберусь отсюда без твоей помощи.

Прощай! Но ненадолго! Я надеюсь…

В ответ раздаётся громкое ржание.

На сцене появляется человек в образе известного поэта, которого человечество знает под именем Уильяма Шекспира.

Я слышал, что меня в моих краях уже не почитают. Что я, видите ли, не Шекспир или не тот самый Шекспир, кто написал все эти пьесы. (Показывает на стопки книг на полу.) Вы слышали? – не я! Кто? Да кто угодно – герцог, лорд, придворный драматург и прочие для кого Шекспир, то есть я, был лишь трибуной, устами для выражения их мыслей. Якобы (поднимает указательный палец вверх), согласно их изощрённой теории! А что, в ней есть справедливое зерно. Все те, кто подбрасывал мне идеи, какие-то советы в одночасье стали моими соавторами. Как это по-нашему! Удивительно, что ещё сама матушка-природа вместе с историей не предъявили мне авторских прав за то, что я так вольно распоряжался их образами и фактами. Удивительно, что ещё не выискались родственницы той самой Джульетты, образ которой я описал в пьесе. (Берет книгу, листает.) Всему виной утерянная пьеса «Карденио», написанная совместно с Джоном Флетчером. Лучше бы я её не писал.

(Ходит по сцене.)
А Гамлет, он тоже должен усомниться в моём авторстве? Ну, по логике, ему также должно быть  интересно, кто его настоящий литературный отец! (Кладёт одну книгу, берет другую.) Марло, Бэкон, Ратлер, Мария Стюард – все они «папаши» Принца Датского. Особенно в этом ряду выделяется последний автор. Гамлет бы долго смеялся, услышав такое.

Смех за сценой.

(Оглядывается назад.)

Или, считаете, ему всё равно, и он живёт только в этих книжках и на сценах театров? Нет, не всё равно, потому что он жив, жив, жив! Вот как я, как вы… (Протягивает руки к залу.) И он, конечно же, подтвердит, что я писал его образ днями и ночами, беседовал с ним, прислушивался к биению его сердца, пока он вспоминал о своих потерянных крыльях в мире бескрылых людей… А, впрочем, вы всё равно не поверите, вы знаете его рождённым в Дании, в земном королевстве, где, как говорят, всё давно прогнило. Путь будет так, я сам того захотел. Но теперь-то он далеко. Теперь им его не достать, как они достали меня! Да, достали своими выдумками, что я даже был вынужден запрячь моего крылатого коня и отправиться в странствие – отстаивать справедливость! Ох, уж эти писаки и сказочники, рядящиеся в одежды ученых! Они не понимают!

Они не понимают!

Когда твои герои, которых ты вынашивал вне времени и пространства, наделяя словом и судьбой, оживают на сцене, их образы воплощаются в живом человеке — в актёре, а их действия обретают физическое бытие и прямое выражение на театральной сцене, – происходит акт единения слова и действия, авторский замысел реализуется на сцене посредством работы режиссёра и всей труппы. И это и есть муки рождения! Муки рождения! Не просто умственное перенапряжение или боль в затылке и в пояснице, а самые настоящие муки роженицы! Муки творца! Кто ничего не знает об этом, тому лучше молчать! Молчать и не пытаться объяснить действия автора рассудком, ведь это – то же самое, что измерять расстояние между двумя планетами школьным циркулем.

(Берёт стопку книг, переставляет на другой край сцены, на другую садится, вытаскивая из неё одну книгу.)

А это что у нас? А, Ричард! (Отбрасывает в сторону, на пол.) Зачем я его только написал? (Делает кинжальный жест рукой.) А в назидание потомкам. Но разве это помогло? Ну, да, с тех пор короли и королевы стали куда гуманней прежних, однако коварство-то никуда не делось. Интриги только истончились, а способы злодеяний усовершенствовались. (Пауза.) Мне известны многие тайны и нынешнего двора. Не зря я «Потрясающий копьём», «Сотрясающий сцену».  Да только ничего из этого уже не заслуживает моего пера и пера моих наследников. Мир оскудел, люди и их порывы измельчали. Даже ненавидят они не так, как должно их природе. А всё это потому, чтобы не нарушить свой комфорт. О любви я и не говорю. Любить они никогда не умели.

(Вытаскивает из-под себя другую книгу.) Макбет. Не зря она горела подо мной: в ней зуд предательства, коварства и измен! (Крутит книгу в руках, привстаёт, кладёт поверх «Ричарда III».) Мне холодно. (Обхватывает себя руками.) Неужто призрак Банко бродит тут? (Встаёт, ходит по сцене.)

Голос за сценой:

«Безумье сильных требует надзора!»

(Оборачиваясь.) Вот, вот, и я об этом.

Знаете, вообще я подозреваю, почему некоторые весьма образованные болваны считают меня не автором моих же произведений. А просто потому, что из Стратфорда, по их мнению, и из сотен таких же стратфордов, не может выйти ничего доброго. Знакомая аналогия? Вспомните историю о Назарете… (Пауза.) И гомеровский вопрос, он ведь тоже раздувался еретиками от исторической науки. (Смеётся.) Да как же так, необразованный Стратфорд родил гения! (Осекается.) Это я не о себе, а цитирую моих стратфордистов. (Откашливается.) Ошибка природы, подделка, фальшивка. Чисто столичный снобизм. Вам тоже он знаком? Не мудрено. А бывает наоборот. Провинция заглядывает в рот метрополии. «Нет пророка в своём отечестве». Ну, вы меня поняли.

Кстати, я был неплохим актёром. Но мне сказали, что это роскошь для драматурга – быть актёром. (Становится в позу фехтовальщика.) И я неплохо фехтовал!  И не только на сцене… (Подмигивает.) Но повсюду, где только затрагивалась честь беззащитных! (Начинает яростно фехтовать с воображаемым противником с воображаемой шпагой в руке.)

Вот так, повержены мерзавцы! (Оправляется.) Да, это я учил Гамлета сражаться на клинках. (Кладёт одну ногу на стул, опираясь.) Но самое сложное было сражаться с несправедливостью, со звериной природой человека внутри него самого.

Голос за сценой:

«Порвалась дней связующая нить.

Как мне обрывки их соединить!»

(Продолжает.)

Убей Шекспира – и завладей его пьесами! Усомнись в историчности священного писания, и ты на пути к отвержению Иисуса, а также и всех других пророков человечества! Ведь если краеугольный камень убрать из фундамента, повалится весь дом. Смешно, но отдельные театралы сейчас кричат во весь голос: «долой тиранию автора!» И автора, драматургию пытаются заменить всем, чем угодно – пространством, декорациями, архитектурным дизайном! Абсурд! Сами лишают сцену человеческой речи. Но ведь речь, слово – это связь с Небом. Связь людей между собой! Без этой самой связи – мы стадо овец, пасущееся на красивых лугах, вдоль богатых, старинных замков и городов. (Поднимает стопку книг и демонстрирует залу.) Тогда всё это в огонь, в топку? На свалку истории? Или выставим вместо декораций? (Кладёт книги на пол.) Вот, смотрите (вытаскивая одну книгу снизу), убрали краеугольный камень – автора, учителя – и вся постройка рушится. (Указывает на кучку рассыпанных книг.) Этого добиваются враги человечества. На примере литературы мы видим, как подменяется всё, всё, что выстраивалось такими усилиями на протяжении тысячелетий.

Голос за сценой:

«Распалась связь времён!»

(Прислушиваясь, подходит к кулисам.)

Сказано (возвращаясь к сцене):

«Дух дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не

знаешь, откуда приходит и куда уходит…»

Вот и не спрашивайте, откуда я явился. Вы всё поймёте сами.

Достаёт грецкие орехи из мешочка, разбрасывает их по сцене.

О, повелители бесконечности в ореховых скорлупах! Вы думаете, что завладели пространством, общаясь с толпами посредством эфемерной связи?! (Такает в ладони указательным пальцем, имитируя нажатие на кнопки.) Простора в этом не больше, чем в полости этих самых орехов. Была бы пустота и чем её заполнить, однако, всюду рамки и тиски, да мнимая свобода!

(Берёт орех по одному, пытается сломать их, крепко сжимая в ладонях.)

Они не поддаются, стойко отражая вмешательство извне. А если в них найти отверстия и щели? (Берёт орех, вскрывает его перочинным ножичком, вытащенным из кармана.) Он тут! Уже не вещь в себе. Можете попробовать его на вкус. (Предлагает зрителям.) Ну, ладно, сам съем. (Ест орех.) Он для ума полезен. И вообще… (Приободряется.) Критики должны есть орехи, чтобы сохранять критическое мышление. Да, да. Неслучайно в древнем Вавилоне людям запрещали употреблять орехи, потому что они похожи на мозг, и усиливают критическое мышление, что властям даже того времени было совсем не выгодно. Вывод: излишний приток серотонина опасен для систем. (С усмешкой.)

Кстати, я родился под знаком Ореха. Ахахаха! Это согласно календарю друидов. Ахахаха! Не верите? Я тоже не верил Платону, который утверждал в своей «Атлантиде», что орехи мыслят и двигаются. (Кладёт орехи на пол, становится на коленки, наблюдая за тем, как они катаются по полу, следуя инерции.) Они ещё и пищат, правда, пищат и перешёптываются. (Прикладывает ухо к ореху.) А ещё они борются за место под солнцем по мере собственного внутреннего роста. (Толкает пальцем орех, ползёт за ним.) Этому же принципу (поворачиваясь к залу) должен следовать и человек, насыщая себя полезными знаниями и качествами. (Встаёт, доедает орех, скорлупу выбрасывает в урну, отряхивая руки.)

Немного влаги нам не помешает. (Подходит к столику, наливает воду из кувшина, пьёт.)

Как хорошо, испив воды из чаши,

Вновь созерцать родные очи ваши!

Что меня привлекает здесь, в этом мире, так это то, что в нём пока ещё есть театр. Театр – это жизнь. Похоже, я повторяюсь. И всё же. Без театра вся внутренняя творческая сила человека пропадает, как пропадает свежее вино, нечаянно забродив в бочке. Театр – это единственное изобретение человечества, которое никогда не утратит своей ценности.

(Берёт стул, садится на него, кладя ногу на ногу.)

Я хочу вам прочитать одно письмо. Оно случайно попало ко мне. Автор бросил его в почтовый ящик где-то в между Вероной и Болоньей, если я не ошибаюсь. (Достаёт потёртый конверт из внутреннего кармана.) А добрые люди передали его мне. (Вытаскивает листок, разворачивает.) Оно недлинное. (Откашливается.) Сравнительно не длинное.

 

«Здравствуй, Джульетта!

Прошло много лет с тех пор… И, хотя ты для меня всегда останешься молодой, сейчас пишу я своё письмо тебе – зрелой, умудрённой опытом странствий, но сохранившей в своём сердце вечную юность. Казалось бы, в нашем возрасте уже не пишут романтических писем, и да, моё письмо это не послание шестнадцатилетнего юноши, однако, как поэт – я буду воспевать тебя всегда.

Джульетта – ты символ любви, которой не суждено было растянуться во времени земной жизни, любви, которая являет себя в вечности, как непреходящая сущность этого мира. Сколько миллионов молодых людей любили свою Джульетту, чувствам которых не суждено было воплотиться в реальности совместной семейной жизни?! И не обязательно смерть стала причиной их невоплощённой любви. Нет, порой обыкновенные линии судьбы так и не смогли соединиться на своём пути с линиями судеб своих избранниц. Мало ли причин на это?! Ты лучше знаешь, Джульетта.

Почему-то у меня нет сомнений, что там, где ты сейчас есть, ты покровительствуешь таким парам, не познавшим всю полноту любовных отношений в земной жизни, и помогаешь им вновь обрести себя и свою любовь. И там в этом мире нет места вековой вражде Монтекки и Капулетти, нет ничего, что помешало бы им любить друг друга вечно.

Ровно десять лет назад на пути в Валенсию я совершенно случайно оказался в Вероне. На вокзале я ждал поезд, надеясь в глубине души, что он не придёт, и я останусь в твоём городе ещё на какое-то время… Но поезд пришёл. Может быть, его послал герцог, может быть, хранители судьбы забыли перевести стрелки, но он пришёл. Я уехал, уехал навсегда. И только потом я понял, чей образ привиделся мне на вокзале. Это была ты. Вдоль серого перрона ты шла, сияя в белом платье. Сквозь тебя просвечивали фигуры людей, стоявших на перроне в ожидании поезда. Сзади тебя шли Лоренцо и он. Только теперь я понял, что вы возвращались из Собора, где Лоренцо, наконец, повенчал вас. Вы пришли на вокзал, чтобы проводить святого отца в Рим, куда он собирался, чтобы сообщить Ангелу всех влюблённых о вашем венчании.

Благодарю судьбу за то, что она привела меня в Верону, иначе я бы никогда воочию не прикоснулся к твоей тайне, которую ты пожелала раскрыть одинокому страннику. И я никогда не смог бы передать её людям, о чём ты, кажется, просила меня…

Я счастлив за тебя и твою любовь. А как счастлив он, поведавший миру о вашей печальной земной любви! Его просветлевший лик обрадовал небеса, откуда он взирает на вас, как на своих любимых детей. Я даже думаю, что это он приложил руку к вашей встрече и попросил Лоренцо обвенчать вас.

А что Монтекки и Капулетти и подобные им? Они навсегда останутся собой и будут делить на земле своё превосходство, пока человеческая любовь приносится в жертву богатству и почестям этого мира.

Прощай, Джульетта! Я, как и многие другие, любил тебя, и пусть, в тот момент твоё имя звучало по-другому, но это была ты – моя недосягаемая идеальная любовь… Недосягаемая на земле…»

(Перекладывая ногу, переводя дыхание.)

Это одно из многих тысяч писем ей, что говорит о том, что люди не воспринимают Джульетту только лишь, как литературного персонажа, но видят её такой, какая она есть на самом деле в мирах высшего ряда, в мирах недоступных нам. Ну, почти такой же… (Глядя задумчиво вдаль.)

Я не знаю, слышала ли она эту поэму, но меня это письмо побудило посвятить ей сонет. Затем, в том числе, я здесь; чтобы проникнуться прежними чувствами, я должен пройти заново весь путь, от Лондона до Вероны. Да и в Испанию загляну непременно.

(Разворачивает карту, помечает маршрут пером, которое было вложено внутрь свитка.)

Открою секрет: в Британии я собираюсь поучаствовать в рыцарском турнире, где я прочту свой сонет, дабы восславить имя той, о ком мы говорили. И тогда держитесь, злопыхатели! (Вынимает перо.) Я отстою моё честное имя! Вам не удастся убить Уильяма Шекспира!

(Рассекает воздух пером, как шпагой, делая резкий выпад вперёд.)

Оружие поэта – слово, и в тех и в этих мирах! Ну, иногда можно дать и на орехи.

Звон шпаг, голоса за сценой:

– Удар!

– Отбито!

– Судьи!

– Удар, удар всерьез.

– Возобновим.

(Делая отмашку.)
«Уберите кинжал! Благородные режутся только остротами.»

Голос за сценой:

«Yeah! A noble fight only jokes!»

 

Звучит громкая музыка. Гром литавр. Стук барабанов. Топот коней.

Наконец, шум замолкает. Слышится тихая, просветляющая музыка.

Слышите? Это она! (Таинственно, приглушённо.) Моя муза. Только ей можно причислить авторство вдохновения, коим были пронизаны мои произведения! Только ей! И эти жалкие сущности, паразитирующие на великих творениях и именах, пытаются оспорить сей факт?! Вместе с именем Шекспира хотят похоронить славу его Музы?! Impossible is nothing. Но не в этом случае! В моих героях моя кровь, мой пот, мои слёзы, мои радости, мои страдания, моя любовь и моя ненависть!.. Всё в них, что есть во мне – в их создателе!

(Кладёт перо и карту на столик позади.)

Особенно страшит меня сравнение с Бэконом. Не с тем «Удивительным доктором», монахом-францисканцем, а с моим современником, с этим разделителем науки и этики, чья научная деятельность превратила материализм в догму. Если хочешь умертвить научную мысль, лиши её этической основы. С этим Бэкон и его последователи справились успешно. Это ведь, кстати, он силился приравнять «шекспировскую правду» к вымыслу. (Поднимается на носках, вытягивая указательный палец вверх.) Чего только не приписывали мне его единомышленники.

Но я отвечу словами моего героя: «Грехи других судить Вы так усердно рвётесь, начните со своих и до чужих не доберётесь.»

(Пауза. Ходит по сцене. Останавливается.)

Я не дружу также со святошами. И те и другие отрицают две главные основы мира: одни – веру, другие объективные научные знания.

Я также не люблю политиканов, – они ярмо на шее у народов. Настоящие государственные мужи стремятся облегчить жизнь людей, а не отягощать их и без того нелёгкое существование.

Нельзя играть в шахматы со своим народом. Шахматы это стратегия больших дворов в борьбе друг против друга.

Выдвигает столик вперёд, достаёт из-под него шахматную доску, раскрывает её, ставит на стол, расставляет фигуры.

Наша игра с Беном вошла в историю благодаря художнику ван Мандеру, он запечатлел то грандиозное противостояние двух грандмастеров! (Смеётся.)

(Берёт ферзя в руку.)

А вы слышали, что ферзь, «визирь» в шахматах стал королевой лишь в пятнадцатом веке в Испании; «матриархальную революцию» в шахматах осуществила великая королева Изабелла Кастильская. Та самая, что звали «рабиосой», «бешеной»? При ней свет английской короны заметно потускнел за пределами Туманного Альбиона.

 Ставит песочные часы на стол, доставая их откуда-то из мешочка с орехами.

И всё же я выиграл тогда у Джонсона. Поставил ему мат. (Переставляет фигуры в хаотическом порядке.) Его слоны, его кони, его передовые пешие воины обрушили всю свою мощь на боевые порядки белых. Но белые выстояли и, благодаря ферзю, королеве (берёт белую королеву в руки), взяли вверх над сумрачными воинами Джонсона! Рыцари Короля Артура изгнали полчища Мерлена за пределы Монсальвата! Виват, королева! (Подкидывает фигуру в руках.) Виват король!

Внезапно вскакивает со стула, бежит и падает на пол, закрывая голову руками. В этот момент раздаётся шум наступающего вражеского войска.

Они здесь! Они снова идут!

В этот момент вдалеке слышится ржание крылатого коня.

Мой Вайтхорс! Он здесь! Он со мной!

Слышится светлая музыка и взмах пары лебединых крыльев

 

(Привставая.) И моя королева, моя Муза, мой светящийся Даймонд здесь!

В это же мгновение гул наступающего войска стихает.

Встаёт, подбегает к столу, хватает песочные часы.

Похоже, у меня не так много времени! Земные часы текут безвозвратно. Ты не можешь изменить уже содеянного в настоящем. Только в будущем. И то далеко не всегда представляется такой шанс. (Переворачивает часы.) Поэтому надо делать ходы с умом, особенно, если доска – это путь твоей жизни. Ум не должен опережать совесть. Только согласно ей необходимо действовать. А совесть – это голос души, она не соврёт, не изменит принципам справедливости даже, если ты сам их и нарушил в неведении. От совести не жди ты снисхожденья, она – исток и сила разуменья!

(Кладёт часы обратно на стол.)

Снова раздаётся ржание Вайтхорса.

Уже скоро! Уже скоро – и мы встретимся со всеми, с кем нас ненадолго разлучила судьба, разлучила, чтобы снова воссоединить для свершения великих дел!

(Обходит сцену несколько раз.)

Нас ждёт большая сцена. Сцена жизни, где всё, о чём мы говорили на протяжении веков, руководствуясь правдой души, истиной красоты и любви, – станет явью. И тут вновь всё зависит от нас. От вас, играющих в этом великом спектакле под названием – жизнь!

Стук копыт коня. Фырканье.

Мой верный спутник ждёт меня,

Его не отпугнуть.

Сквозь дым ристалищ и огня

Зовёт в далёкий путь.

Я ухожу. Но час придёт,

И рассекая тьму,

Я вновь сойду, вернусь в народ,

Предшествуя Ему!..

(Поднимает указательный палец вверх.)

Не усомнись в мечте своей,

Не отрекись впотьмах

От света пламенных идей,

От истины в устах!..

 

Занавес

 

 

Marat Shahman

 

 

Примечания.

*Монопьеса — фантазия на тему, что бы ответил сам Великий мастер (Grossmeister) своим бесчисленным оппонентам…

  1. «Безумье сильных требует надзора!» – «Гамлет», У. Шекспир.
  2. «Порвалась дней связующая нить. Как мне обрывки их соединить!»  – «Гамлет», У. Шекспир.
  1. «Распалась связь времён!» – «Гамлет», У. Шекспир.
  2. «Духдышит, гдехочет…» – отрывок стиха из Евангелие (Ин. 3:8).
  3. «Уберите кинжал! Благородные режутся только остротами.» («Yeah! A noble fight only jokes!») – «Ромео и Джульетта», У. Шекспир.
  4. «Грехи других судить Вы так усердно рвётесь, начните со своих и до чужих не доберётесь.» – ГенрихVI, У Шекспир.
  5. «Удар!..» – цитата из «Гамлета», сцена дуэли Гамлета и Лаэрта. Авт. У. Шекспир.
  6. Стихотворения «Шиповник»; «Не отрекись…» – авт. М. Шахманов.
  7. «Письмо Джульетте» – авт. М. Шахманов.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *