Мраморная плита (антиутопия)

Мраморная плита (антиутопия)Рассказы, стихи, рассуждения.

Однозначного отношения к политике и к политикам не может быть в самой природе исторического разума, так как практически любой правитель, за исключением, может быть, таких родомыслов, как Александр Невский (в России), Людовиг Святой (в Европе), чей земной путь не был омрачен несправедливыми деяниями или духовными срывами, или был искуплен ещё при жизни (равноапостольный князь Владимир), был вынужден в силу тех или иных причин параллельно исполнять волю демиургических и антидемиургических иерархий.
Изначально идеалист Ленин, в дальнейшем переродившийся в бескомпромиссного борца-революционера — в данном случае не исключение. Став орудием тех стихийных сил, которые несли Россию в бездну революции и кровопролитной гражданской войны, вождь пролетариата всё же сохранил в себе светлое начало, сдавленное глыбами фанатичной веры в лучшее будущее людей всего мира. Да, Ленин был всемирной фигурой, как бы к нему не относиться, он был личностью исполинского масштаба, возможно даже титанического, то есть, нечеловеческого. Методы достижения его целей никак нельзя назвать гуманистическими, однако он фанатично верил в то, что совершает революционное дело в благих целях. И мистический ужас, охвативший его перед смертью, когда он вдруг осознал, кто грядет вслед за ним, тому подтверждение. Судить Ленина, исходя лишь из его земной жизни, может Бог и история, но только не метаистория, так как метаисторическая судьба первого вождя имела своё развитие после его кончины здесь на земле. Об этом поведал в Розе Мира (в главе 2:496) Даниил Андреев. Но об этом ниже… Вначале своеобразный пересказ моего антиутопического восприятия тех людских устремлений, которые концентрируются вокруг, ставшей общенациональной, проблемы упокоения тела Вождя.

 
 

Мраморная плита
(Антиутопия)

 

Толпа людей, объединенная в сплошную громадную колонну, ползла по направлению к мавзолею, расплываясь тёмно-красным пятном на серой брусчатке гигантской площади. В руках люди несли красно-бурые флаги, траурных оттенков транспаранты, плакаты с державной символикой. Некоторые из них плакали, другие кричали, третьи скандировали лозунги, потрясая кулаками, но все шли и шли к воротам мавзолея, зиявшего изнутри зловещей чёрной дырой, ослеплявшей взгляды телеоператоров и зрителей, столпившихся по противоположную сторону площади. Несмотря на то, что людская колонна, состоявшая из совершенно разных людей, изначально была заряжена протестным духом, она с удивительной покорностью, словно направляемая одной и той же руководящей рукой, шла вперед – к назначенной цели.
Вынос тела был объявлен на 14.00. Люди спешили попрощаться с Великим учителем и вождем. Лидеры различных политических партий, власть и оппозиция пришли к согласию, обсуждая долгие годы этот, расколовший общество, вопрос. Толчком к окончательному решению захоронить мёртвого лидера, послужило личное обращение председателя оппозиционной партии к своим соратникам. Он призвал их не препятствовать власти и духовенству совершить обряд погребения Тела, пролежавшего на поверхности земли целый век. Обращение председателя было встречено бурей протеста со стороны однопартийцев, но были и те, кто внял увещеваниям своего лидера и теперь уговаривал остальных прислушаться к «мудрому решению» наместника Вождя. Истинной причиной метаморфозы произошедшей с ним, являвшимся на протяжении всей своей политической карьеры самым ярым противником захоронения Тела, – был сон, приснившийся ему в ночь на десятое мая. Но публично, для народа приводились другие, более логичные и рациональные аргументы в пользу этого шага. Самым популярным аргументом было якобы обнаруженное недавно завещание Вождя о том, что перед смертью он просил похоронить его в старинной рубахе, холщовых штанах, в липовом гробу в простой крестьянской деревеньке, каких, благо, было много в его необъятной стране. О таинственном сне знали лишь жена Главрука, наиболее приближённые к нему товарищи, Президент, Главный министр и архиепископ.

В этот день Главрук был приглашен на открытие храма, разрушенного ровно столетие назад по приказу Совета, возглавляемого хозяином Тела, о котором ныне велось столько споров. Ставшее уже чуть ли нетленным тело вождя, являлось камнем преткновения и источником множества конфликтов в обществе, а также, по мнению отдельных деятелей – причиной тех неурядиц, что преследовали страну в течении всех последних лет. Отобедав на общей трапезе, простояв на литургии о погибших в годы преследований священнослужителях, пообщавшись с епископом, он собрался было уезжать домой, как услышал старческой голос позади себя:
– Сначала разрушали, теперь ездите на литургии, святотатцы!
Обернувшись, он увидел старика в драной холщовой одежде с деревянной клюкой в руках.
– Разрушили тело, но душу не смогли убить – она и воскресла, воссоздав тело! Сохранив тело, погубили душу, ввергли ее в страдалища и мучилища! Ибо, что Бог творит, то вечно. А деянья рук ваших прах есть!
– О чём вы говорите, не пойму, объясните? – взмолился он.
Однако старик был неумолим:
– Иди себе, узнаешь сам, когда время придёт для того…
– Постойте, о чем вы? – настаивал он. Но старик развернулся, показав ему горбатую спину, и побрёл дальше.

Уязвлённому политику ничего не оставалось, как сесть в машину и отправиться назад в город, который за последнее время утомлял его всё больше, из-за чего он стал чаще ездить в провинцию или в народ, как давно привыкли выражаться в его кругах. Но и такие случаи, как разговор со стариком, не делали эти поездки краше городских мытарств и встреч с высокомерными чиновниками, подобострастными коллегами, равнодушными к нуждам партии бизнесменами и неизменно назойливыми избирателями. Речь старика всерьёз взволновала его, и теперь, лежа в кровати рядом с любимой женой, он не мог уснуть, перебирая в сознании каждое слово, услышанное им у стен храма.
Он пристально смотрел на потолок, уставившись в маленькую чёрную точку на нём, по мере созерцания превращавшуюся в огромное, расплывающееся на глазах пятно прямоугольной формы. Внезапно он почувствовал, а затем увидел, как сверху на него опускается огромная плита размерами и формой с обыкновенный гроб. Она опустилась ему на грудь и сдавила изо всех сил так, что он даже не смог вскрикнуть, лишь выдохнув из себя малопонятное: «уй!»

– Расступись! – услышал он вдруг, – что столпились, как истуканы, дайте ход, не заграждайте землю!
Какая-то сила ударила его в бок и отбросила в сторону, плита прошла мимо, вкапываясь глубоко вниз и зарываясь в землю.
– Готово! – звучал тот же голос из плиты, – в нашей стране нет фараонов, фараоновы могилы нам не нужны! Даёшь гроб на душу населения и сотку на упокой бренного тела! Прочь, бюрократы, дайте почувствовать запах земли, каменный склеп душу измучил! Чтоб вас бетонной накрыло стеной, помраморённой!… Истерия беззаконья!… Липовый строй!… Всем домой!…
До боли знакомый Главруку голос продолжал протестовать, требовать и обличать. И вдруг, он осознал, что спит, что сон протекает, как будто наяву, но в то же время никто, даже его «всеслышащая» жена, этого не замечает. С трудом оправившись от сновидения, он первым делом стал рассказать его жене, ставшей его незаменимым помощником во всех без исключения делах. Та хоть и испугалась, но сразу принялась успокаивать мужа.

– Да бывает, приснится что-то, не поймёшь что, не обращай внимания…
Немного призадумавшись, она стала вспоминать истории, поведанные ей знакомым батюшкой о том, какие муки испытывает душа, чьё мёртвое тело так и не было захоронено. Посовещавшись, они пришли к выводу, что сон явно не из простых – и тут попахивает мистикой и даже неким знаком извне. Сложив различные составляющие стороны проблемы, они вынуждены были признать несостоятельность доводов науки в вопросах религиозного характера. Мучительный период переосмысления идеологических установок, казавшихся прежде незыблемыми, наступил в судьбе Главрука. И может быть, со временем он бы и успокоился и забыл об этом сне, если бы сон не стал преследовать его по ночам. Каждую ночь ему снилось всё то же самое, только всякий раз плита окрашивалась в новый цвет и видоизменялись лишь некоторые фразеологические обороты в речи вождя, всё остальное представало в прежнем устрашающем виде. Всю свою жизнь, несмотря на его формально материалистические взгляды, Главрук ожидал знамения от своего кумира. Он надеялся, что тот подаст ему откуда-то из неведомых далей светлого будущего знак, и под воздействием этого чудесного события мир начнёт меняться, а заветы вождя претворяться в жизнь. И вот, наконец, он дождался-таки мгновения, которое перевернуло все его взгляды. Осознав, что этот момент настал, вместо счастливой эйфории он ощутил страх: страх за будущее, страх за себя, за партию и за страну. К тому же из памяти не вылезал горбатый старик у храма.
Устав бороться с этой напастью, он решил обратиться за помощью к компетентным силам. А так как к докторам с подобной проблемой обращаться было нельзя, потому что любой доктор, услышав его историю, вынес бы ему не самый перспективный для дальнейшей политической карьеры диагноз, он решил прибегнуть к помощи клерикалов, как он еще недавно именовал церковнослужителей. Обращаться к рядовым «батюшкам-матушкам» ему не позволяла гордость, и он задался целью встретиться с самим архиепископом, чтобы поведать ему обо всем.

Архиепископ встретил его в своей загородной келье. Отобедав, выпив чаю, они завели разговор о главной теме. Наместник Вождя поведал наместнику Бога о своей драме и признался, что не может больше терпеть происходящее с ним. Он был втайне убеждён, что его кошмар не закончится до тех пор, пока проблема не будет решена, пока мраморная плита нависает над ним, угрожающе покачиваясь уже не только во сне, но и наяву. Выслушав исповедь политика, главный иерократ церкви сказал руководителю партии:
– Хватит вам упираться лбом в потолок, отпустите вы его, иначе ваш сон свершится, и погребены будете не только вы, но и все, кто за вами и под вами. Господь не воскресит того, чему не надлежит быть в числе воскрешенных. Да и время еще не пришло…
После этих слов сомнений практически не осталось. Двое решили донести суть дела до первых лиц государства и затем уже сообща, но в узком кругу, принять окончательное решение. Так как дело имело состав государственной важности, договорились о строгом соблюдении конфиденциальности информации. После ряда встреч с Президентом и Главным министром был установлен план действий, принята программа по внедрению в общественное сознание мнения о «фараоновом синдроме» царей и вождей, чьи тела были мумифицированы после смерти. СМИ без умолку просвещали читающую, смотрящую и слушающую аудиторию о необходимости захоронения Тела бывшего вождя. Церковь убеждала народ в том, что мумификация – есть карикатура на действо, именуемое сохранением святых мощей, что Тело – это квазимощи, а мавзолей – квазихрам. Внутри партии, с подачи её лидеров, созревало обратное фундаментальной позиции мнение. Многие члены партии, кружков и ячеек на местах стали открыто поддерживать новые идеи руководства и призывать к прекращению векового Эксперимента. В унисон и в противовес данной позиции, не смущаясь сего парадокса, заголосило и всё так называемое оппозиционное сообщество, для которого важнее всего в этой ситуации были их собственные политические амбиции, а не этическая сторона проблемы. Годами дремавшее болото всколыхнулось, забурлило, почувствовало вновь прилив свежих сил. Но не тут-то было, официальная власть в лице всевозможных гражданских институтов и общественных палат мгновенно потушила первоначальный порыв оппозиционеров, мечтавших отыграться за предыдущие неудачи.
Итак, общество было практически готово к решающему действу, несмотря на протесты раскольников и прочих отколовшихся от всеобщего мнения «голосообладателей». Во всем этом было немало фарса, и присутствовал он вовсе не в речах и действиях чиновников, где ему, фарсу традиционно чувствуется вольготно, но в самих протестах против захоронения, в позиции людей, внушивших себе, что внешним вмешательством можно и дозволено поддерживать обратный процесс разложения мёртвого организма, сравнивая его при этом с чудодейственным нетлением мощей святых угодников. Когда у сторонников «величайшего эксперимента» спрашивали, – согласны ли они быть мумифицированы после смерти, – почти все опрошенные отвечали – «нет»! На вопрос, – почему? Звучал ответ, – что они не вожди и в бессмертном теле не нуждаются.
Но, а вождю самому это было необходимо?! – задавали им встречный вопрос социологи. Однако ответа на этот вопрос не было ни у простых обывателей, ни у современных учёных, ни у историков.

И вот сейчас, одна из людских колонн, протестуя против решения властей, продолжала двигаться по направлению к гробу с Телом, чтобы попрощаться с ним и проводить его в последний путь. Другой фланг колонны приветствовал решение своего руководства и тоже шёл прощаться с давно усопшим, провожая его под душераздирающие звуки марша в безвозвратный путь. Люди шли и шли непрекращающимся потоком. Среди них были и граждане преклонного возраста, заставшие на этой самой площади грандиозные шествия и парады и, что говорить, принимавшие в них непосредственное участие, будучи ветеранами великих войн, которые страна вела в разные эпохи прошлого века. Были и граждане средних лет, а также представители молодёжи. По старой, не изжитой ещё до конца привычке, пожилые люди поднимали головы кверху, бросая взгляды на Трибуну, в надежде увидеть на ней родные образы и знакомые до боли фигуры, но Трибуна была пуста и молчалива, как ложа Сената после гибели Цезаря.
Внутри Мавзолея царила тишина; тишина торжественная, наполненная сонмами невидимых глазу теней, с придыханием предвкушавших событие века. У гроба с Телом находились все первые лица кроме представителей клерикального сословия. Архиепископ встречал процессию у дворцовых стен, где должно было пройти захоронение. Незадолго до церемонии был распущен аппарат, поддерживавший жизнедеятельность безжизненного (парадокс!) физического организма, законсервированы лаборатории, ещё тщательней засекречены результаты многолетних работ и исследований. И сама тайна жизни мёртвого Тела была незаметно от всех законсервирована, осталось лишь само Тело – один на один со своей смертью, второй раз явившейся к нему из мрачных чертогов небытия.
Молчание нарушили звуки, доносившегося извне, больше похожие на рёв мамонтов, бродящих вокруг холодных скалистых пещер в поисках приюта. Сердце Главрука дрогнуло. Он вдруг испугался, что совсем скоро навсегда потеряет то, что было дорого ему всю его жизнь, что давало ему надежду на будущее, звало его к вечной мечте о бессмертии, вдохновляло на борьбу за свободу и справедливость. Но лишь доля сомнений закрадывалась в его, вскипавший, возмущенный разум, как огромная плита заслоняла всего его своей массивной тенью и угрожающе раскачивалась над его головой. Преодолев первоначальный страх, отерев платком слёзы, Главрук склонился над Телом, трепеща от сознания скорого расставания с ним. Бессознательно он продолжал вводить себя в сентиментальный транс, где забывал о своём сне и знаках, связанных с ним. В этот момент он попытался было закричать, но голос как будто провалился в глубокую яму, дыхание спёрло.

– Не надо! – беззвучно орал он, – не надо! Оставьте его нам! Мы его наследники! Мы! Не трогайте его, сво…ло…чи!

И тут плита, качнувшись ещё раз, опустилась на него со всей силой, силой, которая состояла в массе, помноженной на скорость и на ярость вместе взятые. Ярость, следует полагать, возникла вследствие фанатичного упорства, ставшего, в конце концов, её невольным катализатором. Так, незаметно ни для кого был открыт новый не то физический, не то метафизический закон, поставивший точку в этом неразрешимом, внутри отдельного человека, вопросе.
Народ ещё прощался с провожаемым в последний путь, первые лица говорили в честь уходящего торжественные речи, женщины с красными гвоздиками плакали, оркестр играл, а Главрук пребывал в состоянии полного покоя и невозмутимости. Вместе с даром речи, он потерял и способность адекватно воспринимать реальность. Не в силах раскрыть рта, он с грустью смотрел куда-то вдаль и хлопал распухшими от безудержных слёз веками. Его личная трагедия внезапно превратилась в пустую заботу, о которой не было ни сил, ни желания думать. Соратники смотрели на него и молчали, похоже мраморная плита задела своим остроносым краем и их. При выносе гроба они принялись коллективно рукоплескать и петь партийные гимны во славу уходящему. Вскоре помещение опустело, окончательно превратившись в безжизненный склеп колоссальной конструкции. Плоская крыша давила сверху, замыкая пространство в четырёх углах. Если гробница фараона представляла из себя – пирамидальной формы строение, то здесь являлось торжество формы иного типа, ясно напоминавшей гроб, замкнутый наглухо в себе, чёрный квадрат с входом и выходом в один конец.

Процессия вела свой путь к Дворцовой стене. Вслед за ней по мостовой тянулся нескончаемый шлейф из красных гвоздик. У свежевырытой могилы, втиснутой в мраморный плиточный каркас, стояли в ожидании финала – архиепископ с несколькими церковнослужителями, одетыми в серебряного цвета рясы, группа офицеров в морских мундирах и с карабинами через плечо, пара-тройка ветеранов и люди в штатском. В середине стоял человек похожий на заместителя главы КДК (комитета по делам культуры). Он бодро «речитативил», глядя на приближавшийся к ним людской поток:

– Время идёт,
Новый народ,
Бьёт в барабан, бьёт!
Им невдомёк,
Данный зарок
Выжил свой срок в срок!
Все по местам,
Дно есть у ям,
Там суждено быть телам.
Мысль не умрёт,
Дух не уснет,
Вот вам свидетель – народ!

Он читал, пафосно размахивая руками, напоминая уличного регулировщика на перекрёстке. Как по команде он вдруг смолк и спустя несколько секунд снова прокричал:
– Довольно, фальшиво «маяковствовать»! Есть и другие певцы революции! Довольно склепов! Вперёд к свободе!

Колонна уже была совсем рядом. Гроб с Телом был принесен на место захоронения и бережно установлен у могилы – у границы между двумя мирами. Снова заиграл, молчавший недолго оркестр. С последним словом выступил Секретарь Президента:
– Мы провожаем в далекий путь – его…
В этот момент Главрук вознёс руки к небу и стал молиться, голос его ожил и звучал громко и надрывно. Секретарь прервал свою речь и вместе со всеми уставился на Главрука. Затем он перевёл взгляд на своего шефа и подал знак архиепископу. По мановению его руки священники затянули заупокойную, но так как канонической молитвы, подходящей к такому случаю не было, читали текст о прощении грешных душ и о неупокоенных.
Из-за плотных туч выглянуло солнце, касаясь лучами оттаявшей от мороза земли. Вокруг посветлело, но лица присутствующих оставались серы и мрачны. Светились только одежды священников и гладкая лысина Главрука, который незаметно для всех стих и, стоя в стороне, молча слушал монотонное чтение молитвы. Он перевёл взгляд на Тело Вождя и увидел, что лицо его просияло, плотные морщинистые веки увлажнились, руки как будто потеплели, а на губах стала вырисовываться лёгкая, с едва заметной хитрецой улыбка. Главрук в изумлении замер, но не посмел привлекать к этому явлению мистического, как он полагал, характера, внимание других присутствующих. Он смотрел и любовался происходящим, восхищаясь тем, что только он один удостоен чести лицезреть это чудо, открывшееся его очам. Остальным было не понять его чувств, они видели лишь то, что видели, ничего больше. Но именно такие, – с сожалением думал он, – управляли этим миром, для которых не существовало ничего идеального ни здесь на земле, ни там за её пределами. Именно они использовали труды идеалистов и превратили дело революции в её антиномический двойник…

Мысли Главрука оборвали звуки тубы и звон литавр.

– Товьсь! – Скомандовал старший офицер. Щёлкнули затворы карабинов.
– Пли! – прозвучала вторая команда. Громыхнуло. Вскрикнули вороны, отлетая подальше от «опасной зоны». Раздался еще один грохот, но то захлопнулась крышка гроба в такт звенящим литаврам. Каждый гвоздь в его крышку сопровождался новым и новым ударом звенящей меди. Пришло время спускать гроб. Спускали вручную четверо человек в штатском. За мгновения, пока гроб с Телом уходил под землю, его поверхность покрылась цветами, образовав красно-белый холмик, возвышавшийся последние секунды над основанием могилы.

…И тут плита ещё раз сорвалась и полетела вниз, но где-то на середине пути остановилась и повисла в тесном пространстве. Словно на тонких параплановых стропах, тянувшихся к застывшим над городом облакам, она парила над мрачной сырой могилой. Спуск в бездну превратился в парение в воздухе под покровом весенних лучей. Где-то посередине между прошлым и будущим – время на миг остановилось. Всё вокруг стихло. Чувство безраздельной свободы объяло пространство. И только крик воронья возвращал в реальность, грезивших нетленными идеалами вечной жизни на земле, товарищей…

18.12.2012.

 

Разговор с памятником

 

 

Человек немолодых лет, взобравшийся на постамент разрушенного памятника вождю пролетариата, глядя вниз, где лежала его искорёженная статуя, рассуждал:

– Прошла эпоха, ушли в прошлое и кумиры. Тогда победила одна революция, сейчас другая. Революция сменяет революцию, а ты говоришь – диктатура пролетариата. Нет пролетариата, нет диктатуры. Диктатура свободы – вот, что нам нужно.

Мужчина, свесив ноги вниз, бросал осколки отколовшихся от памятника кусков в низверженное на землю каменное тело вождя.

– Пришло время избавляться от символов прошлых эпох. На этом месте, на всех местах, где был ты, будет стоять свобода, живые её памятники. А с социализмом покончено, хватит, наигрались! Вы довели нас до этой жизни. Оторвали нас от матушки Европы. Голодом морили, а теперь холодом добиваете.

Он схватил большой кусок и бросил его под ноги, угодив куда-то в область плеча поверженной статуи.

– Вот, что случилось с вашей властью. Не верим мы в вас больше. Стерли мы вас из нашей памяти раз и навсегда.
– А во что ты веришь, мужик? – вдруг услышал он знакомый голос. Ему показалось, что голос доносился изнутри статуи. Он даже увидел, как она шевельнула массивными каменными челюстями. От неожиданности он перепугался.
– Я, я… Мы верим в хорошее… В свободу мы верим…
– А что такое свобода – по-вашему? – продолжал голос. – Свобода рушить памятники? Или свобода нести хаос в жизнь?
– Свобода строить свой мир, – пытаясь справиться с паникой, продолжал отвечать борец с памятниками. – Новый мир…
– Мы ваш, мы старый мир разрушим до основанья, а затем мы свой, мы новый мир построим?…
– Можно и так сказать…
– Так мы ведь уже это проходили, а мужик? Строили уже по этой схеме.
– Так тоталитарное государств ж построили…
– А сейчас какое строите?
– Демократическое ж…
– Мужик, да кто же вам поверит, такими же методами строите, такими же и разрушаете.
– Идеи, главное, другие.
– А какие идеи?
– Свобода, демократия.
– Свободу рабочему классу! Вся власть народу? Помнишь? Чуешь разницу?
– Чую. Свобода и демократия по европейскому образцу. А то было другое, не наше.
– А европейское ваше?

Ему показалось, что глаз памятника, оставшийся целым, сложился в хитрый прищур. Он снова занервничал, но справившись с волнением, выпалил:
– Европейские ценности – это общечеловеческие ценности, а значит наши, потому что европейцы – это мы. Как-то так.
– Вот именно, как-то так. А почему тогда не наоборот: общечеловеческие ценности – это и европейские ценности?
– Потому что Европа и Америка принесла миру демократию и свободу.
– Вот как. Ну, смотря, что подразумевать под Европой и европейскими ценностями. Индус Ганди, например, избавлял европейскую цивилизацию от колонизаторского духа, жестокости и насилия. Афроамериканец Мартин Лютер Кинг стремился изжить расизм и ксенофобию в белом американском обществе. Коса Нельсон Мандела учил потомков европейцев строить государство без апартеида. А кубинец Че Гевара пробуждал дух свободы и идеализма в сердцах потомков испанских конкистадоров. Наконец, русский царь Александр Первый освобождал Европу от тирании Наполеона и – весь западный мир, включая Америку, от тоталитарной власти мирового правительства. Так кто оказывал влияние на европейскую цивилизацию в процессе её развития помимо самих европейцев? Её враги? Но враги ли перечисленные люди?! Они больше друзья европейцам, чем те, кто выставил фетишем, так называемые, общеевропейские ценности и под их флагом продолжает последовательное завоевание мира.

Наступило молчание. Тревожные мысли проносились в голове сидевшего на постаменте европейца, смятенные чувства бились в его груди, словно мяч для игры в сквош колотился по стенкам закрытого корта. Он сидел и думал. Думал себе и думал. Как вдруг услышал тот же голос, только позади себя. Он обернулся, перед постаментом стоял высокий молодой мужчина в камуфляже и улыбался.

– Ну что мужик, власть переменилась, памятник будем восстанавливать…

 

15.10.2014.

 
 

Ленин земной и небесный
 

Даниил Андреев в своём трактате «Роза Мира» ( в гл. 2:496) повествует нам о том, что тот, кто был земным Лениным, в посмертии совершил величайший подвиг, отринув возлагаемую на него тёмную миссию, вслед за этим приняв тяжелейшие мучения от рук тех, кто стоял за впившимся в семнадцатом году железной хваткой в плоть и в душу России – Красным режимом. Спустя время, Герой был поднят Провиденциальными силами в высшие миры просветления, где он наряду с другими героями и праведниками, участвует в процессе построения единого общечеловеческого царства Аримойи.*

Здесь перед нами предстаёт небесный облик героя, затмевая образ своего земного двойника, превратившего идеальную сторону своей веры в крайнюю разрушительную силу, сокрушившую не только основы самодержавия, но и всего мира в целом.

Небесный Ленин, пронизанный светом раскаяния и самопожертвования исполин, исправляющий пути своего земного предшественника-двойника, ведёт свой непостижимый человеческой логике труд на благо духовно обновляющегося человечества.

Атеистическая химера истлела в золе переворотов и крушений, испарилась на руинах империи. Разум постигающего обрёл Творца, оживляя в глубинной памяти тайны Его Предвечного Замысла.

 

***

В горниле страшном искупленья
Прошла душа тяжёлый путь,
Отвергла грозное веленье
На верность аду присягнуть.

Взошла туда, где мир нетленный
Превысил грани естества,
Где иерархии вселенной
Внимают воле Божества…

 
24.04.17.

 

Аримойя – путь к спасению «через Любовь»

 

Аримойа! Аримойа! В светлом имени твоём —

Храм во свете золотом,

Путь святого совершенства,

просветлённого блаженства.

 

Аримойа! Аримойа! Путь лежит через любовь

в Сердце избранных миров.

И в глубинах Бытия –

Наше Я…

 

Аримойа! Аримойа! Скрыт твой образ над Землёю

Златоглавою Звездою.

Но настанет Новый Век,

и прозреет чело-век! …

Аримойя… Аримойя…

 

2011

 

«Роза Мира» — 3.2.115. Подготовка в любви и взаимопонимании к творению небесной страны всечеловечества священной Аримойи, – вот узы, связующие ныне синклиты и грады метакультур…

 

 

Взгляд из детства

 
Добавлю краткое описание своего лично детского и отроческого отношения к Ленину, восприятия его идеального личностного аспекта. Безусловно, это было некое «божество» атеистического сознания, «божество» солнечное, ведь даже детский разум всегда ищет религиозного соприкосновения с идеалом. Ленин был идеалом. Не только добрым дедушкой и справедливым старшим товарищем, но и существом неземного порядка. И суть даже не в сакрально-мантрическом тезисе: «Ленин жил Ленин жив, Ленин будет жить», а в том самом контакте с ним, с его просветлившейся душой, который происходил, вероятно, не с одним только со мной. Световая энергия того человекодуха, который был Лениным, будто бы была разлита повсюду, где усилиями каких-то неведомых бесплотных идей, а также семьи и кинематографа рисовался светлый образ дедушки Ленина, заменивший на время атеистической летаргии образы пророков Божьих и святых. И это явление совершенно отлично от того, когда совершались мертвенные ритуалы воскрешения духа вождя с участием всевозможных партийных и пионерских ячеек. В этом присутствовала какая-то сила – сила добра. Уже во взрослом возрасте идеальное восприятие личности вождя стал затмевать исторический реализм с примесью госпропаганды. Ленина стали превращать в главного злодея нашей истории, производственная мощь новой пропаганды исходила от так называемых бывших «ленинцев», ставших неолибералами. Однако ознакомление с теми метаисторическими данными, касаемо посмертной судьбы вождя, описанными автором книги Роза Мира, стало откровением и помогло разобраться в одной из самых сложных дилемм целой эпохи, не впадая ни в одну из двух идеологических крайностей.

 

P.S. История России в целом, это совокупность исторических событий и деяний личностей национального масштаба, чья деятельность принадлежит Российской метакультуре, в границах которых свершается великая метаисторическая драма, отголосками которой является земная история России. Поэтому ни один из актов этой драмы не может быть отвергнут и вычеркнут из книги истории.

 

 М. Шахман.

 

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *