Язык – не просто средство общения, инструментарий, материал, способ выражения мысли посредством художественно-словесных конструкций, – язык – это животворящий Логос того народа, которому он – язык принадлежит. Живой, вездесущий учитель. И как кровь передаётся ребёнку в утробе матери, проникает в его жилы в первородной субстанции, так язык матери проникает в душу, в сердце и в мозг ребёнка через млечное сообщение с ней, отсюда выражение: «язык впитывается с молоком матери». В дальнейшем в ход вступают живая повседневная практика, обучение, самообразование; но основа основ – это тот млечный путь, который прокладывает мать сыну – носителю её языка – в высочайшие сферы духа, где демиург (логос) и соборная душа являют свой творческий замысел в лице подвластного им народа и его исконного языка. В земной проекции, обозначая язык в его развёрнутом действии, в процессе творческого акта, переходящего в действие, можно кодифицировать его не иначе, как ключ, открывающий врата, ведущие в глубины космоса той метакультуры, откуда, он как семя произрастает. И в этом встречном движении, в непрерывном тяготении земли и неба, духа и материи – язык, слово выступает как двусторонний меч, исходящий из уст Логоса. «Из уст же Его исходит острый с обеих сторон меч» (Ап. гл. 19.15).
Невозможно принимать язык, использовать его в своих целях, в том числе в узко художественных, но не принимать сверхреальности, надстоящей над ним, не говоря уже об исторических, культурных и духовных кодах, которые заложены в языке, как данность или сформированных в нём в процессе становления (сверх-)народа в исторической и метаисторической парадигме. Проще говоря, нельзя отрицать духовную суть языка, при этом отождествлять себя с языковой культурой страны, в лоне которой проходит личностное и кармическое становление. Эта очевидная истина ещё ясней раскрывается на примере русского языка, который, как и любой другой великий язык (и, вообще, языки), неразрывно связан со своим, трансцендентным физическому миру, космосом, с Глаголом-Логосом и неизречённой Соборной Душой. Не (сверх-)чувствуя, не слыша, отрицая эту первооснову языка, «человек – работающий со словом», под стать опытному, мастеровитому программисту, знающему сложный алгоритмический язык: эффективный, функциональный, – но определяемый сугубо ограниченным набором конкретных конъюнктурных задач, который на последующих уровнях закономерным образом замыкается в себе, имея естественный предел, не имея, говоря иначе, схожих алгоритмов, идентичных кодов, резонирующих откликов – там, с теми сферами, откуда светом исходит глагол. Возможно, термин – «человек, работающий со словом», звучит и ужасно, но именно он определяет носителей языка, использующих его лишь как материал и инструмент, самими исходными частицами этого языка отрицая его творящую инстанцию, его первоначальный логос.
Безусловно, это глубокая аберрация сознания, когда интеллект вкупе с рассудком пытается создать свои собственные языковые коды и алгоритмы, оторванные от сакральной сущности языка, оперируя лишь теми средствами, которые были приобретены в процессе образовательной и самостоятельной мыслительной деятельности, всегда остающейся субъективной по отношению к вечному, к языку, который изначально не имеет предела в своём восхождению к Предвечному Глаголу по лестницам метакультур и иных миров восходящего ряда. «В начале было Слово…»
«В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1:1)
Между тем, язык – это живой путь единения с теми космическими иерархиями, с теми духовными истоками, которые рождают его в многослойных мирах, беря за основу тот мета-праязык, присущий высочайшим мирам, восходящим своими корнями к Глаголу Истины – к Божественному Слову. Осознание этого, понимание этой истины отводит на второй план даже само «право родства языка», делая его истинно родным, духовно родным и для тех, для кого сам этот язык по сути является lengua franca. То есть, осознание духовного родства с языком, понимание его живой космической сущности, когда язык не только изначально связан с кровью и почвой, но всегда с духом и небом, – есть акт слияния с Логосом (в нашем случае с Русским Логосом), подлинное (пере-)рождение в огненном горниле слова, и, наконец, познание Божества, что есть цель и смысл каждого языка на свете, как непосредственного учителя народа, говорящего на нём, постигающего через него Истину.
Слово-Бог
Язык изначально, сам по себе не может являться и не является атеистичным, ибо на заре своего появления в этом мире он стихийным образом рождается из самых первых звуков и слов, обозначающих сокровенные жизненные величины: такие, как мать, небо, бог, солнце, отец, огонь, гром, дождь, земля, род, еда, жизнь, связывая эти слова-символы с божествами, выражениями которых эти явления и объекты представляются человеку. Язык рождается из первоначальных слогов молитв, мантрических изречений, заклинаний волхвов, кличей воителей, материнских колыбельных, из слёз экстатического пения влюблённых – тех сакральных воззваний, связующих язык с иной, идентичной ему (языку) реальностью и духовными сущностями.
В этом смысле показателен алфавит, как доказательство сакральной основы языка:
Десакрализованный язык (алфавит, литература) – часть той деструктивной работы сил антилогоса, которую можно обозначить, как искусственная, насильственная атеизация русского языка. Обезбоживание.
Следствие этой деятельности – появление термина «атеизм» (и выражаемого им ложного учения), которое проникнув в русский язык, осуществляло и до сих пор осуществляет в нём, подобно паразиту в организме, вполне конкретные разрушительные функции. Простой расшифровкой вредоносной, вирусного назначения деятельности данного, припудренного научной окраской термина, – является дословный его перевод на русский язык, звучащий как – безбожие. Другого, более нейтрального определения атеизму в исконном русском языке нет; притом, что само слово «атеизм» на первый взгляд вроде и не несёт той же негативной окраски, являясь терминологическим определением (квази-)философской концепции, продвигающей в свет деструктивную по своей сути теорию материализма.
Да, возможно, атеизм, как и другие бездарные теории, имеет право на существование, но вносить его в храм русской литературы со всеми теми мертвенными установками, что лежат в его основе, противоестественно.
В этой связи, говорить о русской литературе, в истоке которой – царственная ода «Бог», не говоря уже о более ранних литературно-религиозных трудах, рассуждать о русских художниках слова, несущих в своём творчестве пророческую миссию, с позиций своего атеистического мировоззрения, шовинистического (как ни парадоксально) космополитизма (см. Н.С. Трубецкой „Европа и человечество”.), позитивистского (псевдо-)реализма, также бессмысленно и абсурдно, как оценивать деяния святых, отрицая суть их веры. Аналогично, с подобным убогим мировоззренческим багажом – пытаться пристроиться к рядам русской литературы, – идентично взращиванию семени на голых камнях. Конечно, можно полежать рядом на книжных полках в виде собственного книжного сочинения, но это ничего не даст, как не даст выздоровления больному просто запись в медицинской книжке без соответствующего лечения. Да, можно сколько угодно переливать воду из одного сосуда в другой, интеллектуально и талантливо описывать реальность происходящего, мастерским слогом подмечать проблемы современного общества, лить чужим, несвойственным тебе языком «сермяжную правду», но суть и задачи литературы, художественного слова не в этом. Для одних задач существует жанр публицистики, журналистики, для других – фельетонный жанр, беллетристика и т.д. Смысл русской литературы, не того искусственного симбиоза либерально-атеистического толка (о котором говорилось здесь: Чем отличается Русская литература от «российской» ), а Литературы, в основе которой – духовно-религиозная философия Достоевского, титанический космос Лермонтова, глубокая религиозная православная вера Державина, пророческие образы Пушкина (самого живого пророка Русского логоса, его воплощённой творческой ипостаси), в сердце которой – всечеловеческая, апостольская любовь Чехова, великие идеи милосердия и силы человеческого духа, вошедшие в мир через художественные образы Льва Толстого, особое, небывалое прежде духовно-мистическое мировоззрение Соловьева и Андреева, вестнический дар Алексея Толстого, Лескова, Гумилёва, Тургенева…
«Вдохновение не что иное есть, как живое ощущение, дар неба, луч Божества…» (Гавриил Державин).
Даже литература советского периода (не пропагандистская, яро отрицавшая религиозные и духовные начала исконной Родины), оторванная от неба, но не оторванная от родной земли, от нравственного духа, присущего народу, и та – кровно-почвенными узами связана с языковым логосом родной культуры. Всё другое, изолированное в своём нигилистическом мировоззрении, не имеет близких духовных связей с ней – с Литературой, являющейся плодом творения демиургического логоса и его вестников (точно так же, как любой технический программный язык не имеет ничего общего с простым человеческим языком общения), так как в целом не несёт главного – духовного возвышения читателя, человека, постигающего через слово – мир, вселенную, самого Творца.
Ибо Слово всегда выражает Говорящего…
М-М. Шахманов